Интервью Интервьюируемый – аналитик программы «Россия и Евразия» Королевского института международных отношений Chatham House (Великобритания) Притчин Станислав Александрович

1.Станислав Александрович, в начале нашего интервью не могли бы Вы рассказать читателям немного о себе?

Я больше десяти лет занимаюсь исследованием международных отношений, развития политических процессов в Центральной Азии, Южном Кавказе и Каспийском регионе – вначале с позиции журналиста, а затем, с 2010 года, в качестве научного сотрудника Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН. В 2012 году я защитил кандидатскую диссертацию по теме «Стратегические интересы Российской Федерации в регионе Каспийского моря и переговоры о его международно-правовом статусе в 1991-2011 гг.». В настоящее время я прохожу десятимесячную стажировку в Королевском институте международных отношений Chatham House по программе «Россия и Евразия» при поддержке фонда Robert Bosch Stiftung (Германия).

2.В настоящее время эксперты отмечают тренд на расширение и углубление политико-экономического взаимодействия между странами Центральной Азии. Какова, на Ваш взгляд, роль Узбекистана в обозначенных процессах? Можно ли говорить о наличии у узбекского руководства намерений выступить в качестве координатора интеграционных процессов в регионе?

Да, действительно, последний год мы можем наблюдать резко активизировавшиеся контакты между странами Центральной Азии, и, несомненно, ключевую роль в этом сыграл транзит власти в Узбекистане. Второй глава республики Шавкат Мирзиеев с самого начала своей работы на президентском посту обозначил соседей по региону в качестве главного внешнеполитического приоритета для Узбекистана на международной арене, и данная установка оказалась не просто словами. Его первые зарубежные визиты прошли в Туркменистан и Казахстан. За 2017 год Шавкат Мирзиеев в итоге дважды съездил в соседний Казахстан, в сентябре посетил с визитом Кыргызстан, чего не было на моей памяти очень давно. На повестке дня поездка в Таджикистан. Учитывая на какой низкой точке находились отношения между странами долгое время (можно лишь упомянуть разрыв железнодорожного сообщения, ввод визового режима), данный визит является серьезным прорывом для региональных отношений. Активизация региональной политики уже принесла свои результаты. Так, в 2017 году торговля Узбекистана с соседями в среднем увеличилась на 20%, а с Казахстаном, например, почти удвоилась. В целом, в силу своего географического положения Узбекистан занимает ключевое место в Центральной Азии. Это единственная страна, которая имеет границу со всеми центральноазиатскими государствами. Поэтому отход Узбекистана от «изоляционистской» политики и переход к политике сотрудничества автоматически усиливают интеграционные процессы в Центральной Азии.

3.По итогам встречи президента США Дональда Трампа и президента Казахстана Нурсултана Назарбаева было заявлено, что стороны намерены продолжать развитие сотрудничества между США и странами Центральной Азии путем использования таких региональных форматов, как диалог «С5+1», приветствуя при этом будущее участие Афганистана в проектах данной диалоговой площадки. Каковы, на Ваш взгляд, перспективы вовлечения Афганистана в работу такой дипломатической платформы, как «С5+1»?

Интересно, что США всегда рассматривали Афганистан как составную часть региона Центральной Азии. Большая часть региональных концепций и стратегий, подготовленных американскими исследователями и экспертами, в той или иной степени увязывают Центральную Азию с Афганистаном. Примечательно, что высшая точка влияния США в регионе приходится на период начала проведения антитеррористической операции в Афганистане после терактов 11 сентября 2001 года, когда страны региона стали союзниками и партнерами США и НАТО, предоставив свою наземную инфраструктуру и воздушное пространство под нужды операции. Однако в настоящее время, после прохождения пика, США пытаются реализовывать свое влияние преимущественно посредством неформальных инструментов, таких как платформа «С5+1». Я бы не стал преувеличивать перспективы данного формата, так как он не предполагает, по крайней мере на нынешнем этапе, каких-либо крупных экономических, инфраструктурных или инвестиционных проектов. На данный момент – это диалоговая площадка, призванная сохранить влияние США за счет постоянного политического диалога на высоком уровне.

4.В настоящее время две из пяти стран Центральной Азии, а именно Казахстан и Туркменистан, вовлечены в урегулирование вопроса, касающегося выработки нового правового статуса Каспийского моря. На прошедшей в Москве встрече глав внешнеполитических ведомств каспийских государств было объявлено о завершении процесса согласования итогового текста Конвенции о международно-правовом статусе Каспия. В связи с этим каковы Ваши прогнозы относительно перспектив проведения V Каспийского саммита в Астане в 2018 года? Какие изменения следует ожидать после подписания документа, определяющего новый правовой режим каспийского водоема?

Московское совещание министров изначально не давало серьезных оснований для оптимизма. В Астрахани в октябре 2014 года стороны, казалось, вплотную приблизились к завершению переговоров. Но прорыва не произошло. Президенты приняли важное политическое заявление, а также согласовали размеры исключительной экономической и рыболовных зон. Но итоговая конвенция так и не была подписана. Следующая встреча президентов по принципу ротации должна пройти в Казахстане. Согласно заявлениям президентов по итогам Астраханского саммита, они должны были встретиться в 2016 году. Но ни в 2016 году, ни в 2017 встреча так и не состоялась. Поэтому от декабрьского совещания министров иностранных дел никто из экспертов не ждал серьезного прорыва. Но он, судя по всему, все-таки случился.

Согласно заявлению российского министра иностранных дел Сергея Лаврова по итогам встречи, стороны «нашли развязки по всем остававшимся открытыми ключевым вопросам, связанным с подготовкой этого документа». По словам министра, «текст конвенции готов. В ближайшее время будет проведена его редакторская доработка, перевод на национальные языки».

В своем выступлении по итогам встречи глава российской дипломатии не раскрыл условия, при которых планируется разрешить две ключевые проблемы, долгое время препятствующие окончательному урегулированию, а именно, территориальный вопрос, а также судьба транскаспийских трубопроводных проектов.

Таким образом, с высокой долей вероятности мы можем ожидать, что в первой половине 2018 года в Астане пройдет пятый, юбилейный саммит глав каспийских государств. Во время встречи президентов состоится подписание ключевого для региона документа – Конвенции о правовом статусе Каспийского моря. Это пятистороннее соглашение будет содержать основные принципы взаимодействия стран в разных сферах жизнедеятельности – от раздела моря до защиты его биосреды. То есть, мы можем говорить об окончании многолетнего пятистороннего переговорного марафона о правовом статусе каспийского водоема. Но это не означает, что конвенция станет документом, который решает все, без исключения, вопросы сотрудничества стран на Каспии. Предстоит еще большая работа по разграничению южного Каспия, по выработке юридических процедур сотрудничества в таких сферах, как безопасность, экология, защита биоресурсов и др.Поэтому саммит в Астане не станет окончательной точкой в Каспийском диалоге, но позволит перевести его в другое качество. Согласование основных политических правил игры позволит более конструктивно решать вопросы, представляющие обоюдный интерес, развивая региональное сотрудничество.

5.В случае победы Владимира Путина на очередных президентских выборах в России в марте 2018 года Москва, скорее всего, сохранит нынешнюю внешнеполитическую стратегию в Центральной Азии, реализуя свои инициативы в экономической сфере по линии ЕАЭС, в военной сфере – по линии ОДКБ, в социально-культурной сфере – по линии СНГ. Назрела ли, на Ваш взгляд, потребность в пересмотре внешнеполитического курса России в отношении региона? Существует ли в России заинтересованность в восстановлении политического, исторического и экономического доминирования в Центральной Азии?

В случае победы Владимира Путина российская стратегия в Центральной Азии вряд ли поменяется серьезным образом. Как Вы правильно отметили, будет продолжена работа по развитию ЕАЭС как главного интеграционного объединения в регионе. При этом, скорее всего, будет вестись поиск оптимального формата взаимодействия объединения с Узбекистаном, так как в целом разворот республики к региону создает благоприятные возможности для создания, например, секторального сотрудничества ЕАЭС + Узбекистан. Также остро стоит вопрос взаимодействия ЕАЭС с другим глобальным проектом, таким как китайская инициатива «Пояс и путь». С одной стороны, эти два проекта формально не противоречат друг другу: первый нацелен на создание зоны свободной торговли и защиту местного производителя, второй – на развитие инфраструктуры, связывающий регион с Китаем и рынками ЕС. Но в силу масштабности китайской инициативы и значительных финансовых средств мы можем говорить о том, что Китай становится основным инвестором в страны Центральной Азии. У Российской Федерации нет финансовых ресурсов на реализацию схожих по масштабам проектов. Однако, выстраивая взаимодействие со странами региона, Россия занимает свою экономическую нишу, что позволяет ей оставаться одним из важнейших торговых партнеров для стран региона. Вместе с тем, Россия через сотрудничество в рамках ОДКБ и на двусторонней основе остается главным гарантом безопасности в регионе, особенно в свете угроз, исходящих из Афганистана.